Отдаться ректору или умереть  - Анна Мичи

Не может быть!

Я не сразу решилась открыть глаза. А когда открыла – догадка подтвердилась. Моя комната. Кровать, шкаф с выщербленной дверцей, обои, чуть потертые, неплохо бы переклеить. Да-да, я уже второй год об этом думаю…

Ой, мамочки! Ренмар и впрямь отправил меня в мой мир! Тысяча могил, какой же он невозможный, недогадливый, стоеросовый чурбан!

Кто-нибудь, верните меня назад! Немедленно!

Ренмар Дарквиль

Если честно, я совсем не ожидал, что Виктория мне откажет. Что станет, пряча глаза, говорить, мол, она не готова к такому серьёзному шагу, как помолвка.

Поначалу я не понял, что случилось, что я сказал или сделал не так. Она была такая радостная, открытая, сияющая, а когда увидела кольцо, вдруг вся потускнела. Вдруг начала отстраняться, пытаться обозначить дистанцию. Ну ясное дело, шаг оказался для неё и впрямь слишком серьёзен. Я и сам понимал, что поторопился. Просто это казалось мне лучшим способом защитить её.

Не только защитить, конечно. Была и поганая тайная мыслишка о том, что это самый надёжный путь объявить Викторию моей. Дать понять любому, чтобы не смели не только ухаживать за моей женщиной, но и смотреть на неё слишком дерзко. Мне хотелось ловить завистливые взгляды, приобнимая её за талию, хотелось всех этих перешептываний за спиной. Ну и обезопасить Викторию от всяких покушений, от возможных козней Лисандры, от внимания Совета – потому что, назвав её своей невестой, я как бы ручался за неё.

Но она была права. Лучшим способом защитить её было отправить как можно скорее домой.

Естественно, мне не оставалось ничего иного, как принять это решение.

И как назло, стоило мне понять, что я вот-вот её потеряю, как Виктория стала казаться ещё красивее и сексуальнее, насколько это было возможно. Я чувствовал себя едва созревшим школьником, который может думать только об одном. Но мне и впрямь чудилось, что грудь Виктории стала куда заметнее, а поведение похоже на тонко рассчитанную провокацию.

Глупости, ну зачем ей пытаться соблазнять меня после того, как сама отвергла? Сама высказала ясное и чёткое желание поскорее вернуться домой?

И всё равно… я чертил схемы, расставлял артефакты, читал нужные заклинания, с каждым мигом всё сильнее осознавая, что совершаю ошибку. Что я ничего больше не хочу сейчас, кроме того, чтобы мои расчёты оказались неверными.

Но я редко ошибаюсь в расчётах.

Виктория начала исчезать. Только что она стояла здесь, и вот уже на том месте лишь прозрачная дымка. А через несколько мгновений рассеялась и она.

Ритуальный круг был совершенно пуст.

Мне оставалось лишь скинуть мантию, одеться, стереть знаки, навести порядок. Уйти отсюда и закрыть за собой дверь. И постараться как можно скорее забыть об этом недолгом приключении.

Вместо этого я стоял, не в состоянии сдвинуться с места.

Она меня убьёт.

Убьёт и будет права.

Я не должен, я не вправе этого делать, да я же последний тиран, изувер, против воли девушки, против её ясно высказанного желания…

Но, пока разум твердил, что я сволочь, руки быстро чертили новые символы.

Нет, я, конечно, обязательно отпущу её в её мир. Тем более сейчас мы знаем и координаты, и формулы, и магический контур. Я в любой момент смогу это повторить.

А пока – она нужна мне здесь.

Центр ритуального круга снова подернулся дымкой. Ещё немного – и Виктория стояла там, на том же месте, где и была. Обнажённая, растерянная, она тяжело дышала и, казалось, едва стояла на подрагивающих ногах. Я оказался рядом в мгновение ока. Подхватил её, прижал к себе. Её запах забился в ноздри, хлынул по позвоночнику, лишая меня рассудка, оставляя лишь одно: дикое, первобытное, грубое желание. Я повернул её к себе лицом и впился в губы, не давая ни малейшей возможности воспротивиться. Мне нужен был этот поцелуй. Я был готов к тому, что она станет сопротивляться, попытается меня ударить, но в первый миг Виктория оторопела, а в следующий – обвила руками мою шею и с жадностью ответила на поцелуй.

Несколько минут мы бешено, остервенело целовались. Я прижимал её к себе, не сдерживая силу, словно пытался вдавить в себя, но она ничуть не отстранялась, не морщилась, а напротив, сама цеплялась за меня и сама искала мои губы.

Когда мы наконец отстранились друг от друга, я, задыхаясь, сказал:

– Прости, я…

– Я была у себя дома, в своей комнате, – перебила она, – вы все правильно нашли.

А затем уткнулась в плечо и разрыдалась.

– Я не хочу, – сказала вдруг она сквозь слезы.

Это резануло меня как ножом, но я стиснул зубы, лихорадочно придумывая подходящий обман.

– Не волнуйся. Я догадываюсь, почему все пошло не так, нужно попытаться снова при ретроградном Меркурии.

Врал, безбожно врал. Но Меркурий даст мне две недели…

Но она ухватила меня за мантию, не выпуская из объятий, и, пряча взгляд, еле слышно прошептала:

– Я не хочу домой.

Вот этого я точно не ожидал!

– Не хочешь? – переспросил я, чувствуя себя дураком. – К себе? К родителям и привычной жизни?

– Да, не хочу! – подняла на меня упрямые, залитые слезами, донельзя очаровательные глаза. Мокрые ресницы топорщились, как маленькие копья, и я чувствовал себя так, будто трепыхаюсь на них, как рыба на трезубце. Маленькая демоница взяла меня в плен бесповоротно.

Но я не мог не выяснить всё до конца. Почему она вдруг передумала?

– Почему? Что-то случилось?

Виктория нахмурилась и заелозила в моих руках, явно пытаясь вырваться. Я не пустил, и тогда она обиженно пробормотала:

– Ничего не случилось, просто ты слепой и… глупый!

О, мы снова на «ты»! Ради этого я готов быть слепым, глупым, да каким угодно.

– Тогда дай мне прозреть и поумнеть…

Пять минут – и она вывалила на меня ворох эмоциональных обвинений, упрёков и сумбурных пояснений. Я, оказывается, бесчувственный чурбан! И негодяй. И мечтаю от нее избавиться.

Я молча слушал это, стараясь удержать лезущие на лоб глаза. Одно было понятно точно: мы оба беспросветные идиоты.

– И это отвратительное кольцо! – с негодованием добавила Виктория.

– А с ним что не так? – Я с опаской покосился на обнимающий её безымянный палец ободок.

Ювелир утверждал: это лучшее, что только можно найти. Неужели обманул? Или дело в каких-то обычаях ее мира?

– Ты сказал, что это всё только ради приличий! Чтобы не было разговоров! А не потому, что… – Она отвернулась, не договорив.

Но я уже начал понимать.